Том 5. Стихотворения, проза - Страница 22


К оглавлению

22
И алый луч затеплила любовь.


Гранатом стал смарагд, перегорая.
В лесу костер цветов и черт излом.
Ковер огней от края и до края.


Не древо ль стало вещим нам узлом?
Любя, наш дух в чертог верховной славы
Вступает, надевая плащ кровавый.

Знакомый шум

Знакомый слуху шорох…

Пушкин

Знакомый шум зардевшихся вершин
Смешалея с привходящим, незнакомым,
Отдельным звуком, – словно водоемом
Промчался ветр, неся зачатье льдин.


Враждебный слуху шорох. Знак один,
Что новое пришло. Конец истомам,
Что замыкались молнией и громом.
От серых облак пал налет седин.


Тот малый звук, разлуку сердцу спевший,
Не человечий, нет, не птичий свист,
В шуршаньи ускользающ и сквозист.


Прощальный шорох, первый пожелтевший,
Дожегший жизнь и павший наземь лист,
В паденьи поцелуем всех задевший.

Безвременье


Дождливым летом не было зарниц,
Ни гроз веселых, зноев настоящих.
Июль еще не умер, а уж в чащах
Мерцают пятна, ржавость огневиц.


Не тех верховных, не перунных птиц,
Румянец исхудалых и болящих,
Предельностью поспешною горящих,
Приявших в сердце зарево границ.


И только что заплакал об июле
Росистый август средь пустых полей,
Как ласточки до срока упорхнули.


Зайду ли в рощу, в сад свой загляну ли,
Под острый свист синиц и грусть острей.
Ткань желтая прядется в долгом гуле.

По зову ворона


Уж ворон каркал трижды там на крыше,
Глухой, густой, тысячелетний зов.
И дальний гул редеющих лесов
С паденьем листьев звукоемно тише.


В ветвях – часовни духов, ходы, ниши,
Прорывы, грусть, блужданье голосов.
А в доме громче тиканье часов,
И по углам шуршат в обоях мыши.


Стал мрачным деревенский старый дом.
На всем печать ущерба и потери.
Три месяца в нем не скрипели двери.


Теперь скрипят. И окна под дождем
Со всем живым тоскуют в равной мере,
Как в темных норах зябнущие звери.

Сентябрьские облака


По облакам, уж разлученным с громом,
На восемь лун, до будущей весны,
Прошло отяжеленье белизны,
Завладеванье всем, кругом, объемом.


Нет места больше тучкам невесомым,
Что, возникая, таяли как сны,
Нет более мгновенной крутизны
Внезапных туч с их огневым изломом.


Где молнийный повторный поцелуй
Преображал громаду тучевую
В разъятый водоем журчащих струй.


Бесцветный цвет на небе ткань немую
Прядет, ведет. О, ветер! Расколдуй
Ту крышку гроба! Я с землей тоскую!

Излом


Развил свои сверкающие звенья,
Вне скудных чисел, красок, черт и снов.
Румянец хмельный, пирное забвенье
Излил в качанье вяжущих листков.


Раздвинул меж притихших берегов
Сапфира серебристое теченье.
У сугубил свободу от оков,
Просвет продвинув силой дуновенья.


Медлительно распространяя даль,
Подвигнул к лету черные дружины,
Построил треугольник журавлиный,


Запаутинил светлую печаль, –
Вселенский, расточающий, изломный,
Измен осенних дух многообъемный.

Сохраненный янтарь


Идет к концу сонетное теченье.
Душистый и тягуче-сладкий мед
Размерными продленьями течет,
Янтарное узорчато скрепленье.


Но не до дна дозволю истеченье.
Когда один окончится черед,
И час другой улов свой пусть сберет.
Янтарь царям угоден как куренье.


Замкнитесь, пчелы, в улей. Час зимы.
Зима во сне – как краткая неделя.
Опять дохнет цветами вздох апреля.


Я вам открою дверцу из тюрьмы.
Шесть полных лун дремоты после хмеля, –
И, знайте, попируем снова мы.

Соучастницы


Пошелестев, заснули до весны,
Хрусталики сложив прозрачных крылий,
Мохнатея сбирательницы пылей
С тех чашечек, где золотые сны.


Умолк тысячекрылый гуд струны.
Средь воска и медвяных изобилий
Спят сонмы. А по храмам – лику лилий –
Горенья тысяч свеч посвящены.


Под звон кадил и тихие напевы,
В луче косом качая синий дым,
Идет обедня ходом золотым.


Озарена икона Чистой Девы.
И бледный рой застывших инокинь,
Как лунный сад, расцветный сон пустынь.

Шалая


О шалая! Ты белыми клубами
Несешь и мечешь вздутые снега.
Льешь океан, где скрыты берега,
И вьешься, пляшешь, помыкаешь нами.


Смеешься диким свистом над конями,
Велишь им всюду чувствовать врага.
И страшны им оглобли и дуга,
Они храпят дрожащими ноздрями.


Ты сеешь снег воронкою, как пыль.
Мороз крепчает. Сжался лед упруго.
Как будто холод расцветил ковыль.


И цвет его взлюбил верченье круга.
Дорожный посох – сломанный костыль,
Коль забавляться пожелает – вьюга!

Весь круг


Весна – улыбка сердца в ясный май
Сквозь изумруд застенчивый апреля.
Весенний сон – Пасхальная неделя,
22