Том 5. Стихотворения, проза - Страница 33

Буря спит, ворчунья-мать.
Ветер с ветром. Вон их стая,
У червонного Алтая,
Зацепились за скалу,
И в пещерах тешат мглу,

Снег растаял. Орхидеи
Раскрывают емкость чаш,
Воздух пьют. И мыслят змеи:
– полночь наша. Полдень наш.
Мамонт шествует мохнатый,
Пышношерстный носорог.
И громовые раскаты,
На скрещеньи их дорог,
В бубен бьют и трубят в рог.
Месяц с солнцем заглянули
В глубь разверстую горы.
Камень к небу вспрянул в гуле.
Час вулкана. Час игры.
Час, что любят все миры.

Золотая крепнет жила.
Солнцезернь. Цветет. Пора.
И луна посторожила,
Чтоб содружно шла игра
Бледных блесток серебра.
Хоть травинки запредельной
В глубь укрылась, в изумруд.
И среди скалистых груд
Огнецвет, как звон свирельный,
Брызнул сказкой там и тут:
Жуть измены влил в опалы,
Тени всех минут – в агат,
И поджег желанья алый
Влил в рубин, вшепнул в гранат,
В страсть вошел, нельзя назад.
Кто полюбит, тот безбрежен,
Он ведом лучом звезды,
Хоть сидит он, тих и нежен,
У оконца из слюды.

Москва,

1917, 16 декабря

Сорока

У сороки странный фрак.
Пусть бы черный. Это так.
Но, чтоб фрак был черно-белый,
И на бабе ошалелой,
На нахальной и такой,
Что, едва ты в лес ногой,
Так стрекочет и хохочет,
Точно черт ее щекочет.
Ты из каторги бежишь,
В глушь тайги, в лесную тишь.
Ты бежал. Не тут-то было!
Все кругом заголосило.
В ликованьи ста сорок,
Будешь пойман в быстрый срок.
Бойся бабьего восстанья,
Ведьм крылатых стрекотанья.

Сэн-Брэвен-Сосны,

Бретань,

1921, 10 августа

Георгию Гребенщикову («Тебе, суровый сын Сибири…»)

Тебе, суровый сын Сибири,
Что взором измерял тайгу,
Привет в изгнанническом мире,
На отдаленном берегу.

Ты выпытал в крестьянской доле,
Как творчески идет соха
И как в страданье и неволе
Тоска взметает взлет стиха.

Ты видел, мысля и мечтая,
Какого требует труда
В горах червонного Алтая
Золотоносная руда.

Ты принял светы талисмана
В пурге, прядущей долгий вой,
В гортанном говоре шамана,
В котором крик сторожевой.

И, много раз в тоске немея,
Душой богат, но долей сир,
Ты восхитился ликом Змея,
Который весь объемлет мир.

Не тем, с кем говорила Ева,
Кто яд из пропасти исторг, –
Ему я не спою напева
И ты не подаришь восторг.

Мой Змей вздымает океаны,
Он говорит через тайфун,
Им уготованные раны
Я утоляю звоном струн.

Его могучие извивы
В сибирских видел я лесах,
Где изумрудные заливы
Лелеют творческий размах.

Где ствол раскидистого кедра
Как довременный исполин,
И, затаясь в земные недра,
С алмазом говорит рубин.

Да будет завтра день твой новый –
Как матери родимой зов
Туда, где реки бирюзовы,
Где много милых голосов.

А ныне, с возгласом приветным,
Ты, разглядевший тайный лик,
Прими в Провансе многоцветном
Бретонской чайки взлетный крик.

Сен-Бревент-Сосны

Бретань

1922. 11 февраля

Георгию Гребенщикову («Когда в прозренье сна немого…»)

Когда в прозренье сна немого,
Таясь в постели, как в гробу,
Мы духом измеряем снова
Всю пережитую судьбу, –

Передвигая все границы
Того, что понимаем днем,
В лучах нездешней огневицы
Мы силой бывшего живем.

Мы ведаем, что существуем
Не от среды до четверга,
И дух наш радостью волнуем,
Все раздвигая берега.

Душа – ответ. И мы не спросим,
Мы видим в четких письменах,
Что там, где древле был ты лосем,
Я белкой в тех же был лесах.

Когда с рассветом дымно-алым
Ты пил студеную волну,
Над тем же плещущим Байкалом
С сосны я прыгал на сосну.

Ты, чувствуя, что близко волки,
Был изваяньем пред врагом,
А я сосновые иголки
Сбивал играющим прыжком.

Терялись волки в дикой слежке,
Ты мерно шел по склону вниз,
А я кедровые орешки
Проворными зубами грыз.

Когда ж все в мире было тихо,
Был пляс в зверином сердце ал:
С тобой – покорная лосиха,
Я белкой с белкою играл.

И, острый коготь в ствол вонзая,
Взбегал я, хвост свой распушив,
И, тишь прервав лесного края,
Твой зычный голос был красив.

Ты смотришь в зеркало возврата?
Есть в сердце тысяча очей.
Наш лес, где были мы когда-то,
Он до сих пор еще ничей.

В тысячелетьях потонули
Тот лик, тот бор, тот день, тот час.
Тогда мы не дождались пули,
Теперь облава против нас.

Но в нас живет душа живая.
И зыбим солнечный мы смех,
Ты – словом целину взрывая,
Я – в стих роняя красный мех.

Париж,

1923, 25 февраля

Русский язык

Язык, великолепный наш язык.
Речное и степное в нем раздолье,
В нем клекоты орла и волчий рык,
Напев, и звон, и ладан богомолья.